Факультет журналистики

И двигались души, смятеньем гонимы

Журналистская мастерская Николая Пивненко

Чтобы по-настоящему писать о
любви, необходимо писать о потере…

(с)Деклан Доннеллан

Новая постановка великой пьесы – всегда очень громкое событие. Тем более, когда историю пытаются рассказать по-новому. Например, с помощью балета. На той неделе на новой сцене Большого театра засверкала премьера Гамлета, в новом звучании, новом видении известного режиссера, Деклана Доннеллана, попытавшегося выразить невыразимое словами в движении, музыке и свете.
Постановка без единого слова раскрывает не просто мысли персонажей, она обнажает самые потаенные движения души. На сцене двигаются как бы и не сами герои, а их души, мечущиеся, сомневающиеся, страдающие, любящие и бесконечно чувствующие все мириады оттенков человеческих эмоций.
Вот на сцене еще совсем маленькие герои пьесы: безмятежные годы скоро рассеются, чтобы показать им всю жестокость и пошлость взрослой жизни. Детство показано не случайно: так, по режиссерской задумке, можно глубже вникнуть в отношения Гамлета и отца и прочувствовать всю горечь утраты.
Все персонажи – в костюмах не XVI, а XIX века, словно для того, чтобы напомнить, что такие драмы зреют во все времена, что проходят столетия, творцы повествуют об одном, но люди не меняются, они все так же жестоки, алчны, эгоистичны, как и сто, двести, четыреста лет назад…
На сцену выкатывают кровать и вокруг нее в неистовстве мечутся врачи и медсестры, борясь за жизнь мужа Гертруды. Но яд уже проник и пропитал насквозь его тело. Жена в отчаянии заламывает руки, она уже здесь, на смертном одре мужа, понимает, что лишена покоя навсегда, и ее руки такие же кроваво-алые, как и ее платье.
Тема неспокойной совести развивается и далее по ходу пьессы. Гертруда мучается непрерывно, она между двух огней – возлюбленного и сына, и вершиной ее страданий становится сцена, где в ее мыслях возникает она и убийца мужа, только словно размноженные в осколках разбитого стекла, и любовную сцену повторяют снова и снова их точные копии. Она становится словно помешанная. Кстати, тема помешательства пронизывает всю постановку. Чувства героев доходят до своего пика, когда уже даже порывистые движения не могут освободить из мысленного плена, и тогда на сцене, как протест, как последнее прибежище раздается смех – истеричный, надломленный, резкий. Так смеется и Офелия, узнав о смерти деда.
Но своей кульминации, на мой взгляд, балетная постановка достигает в сцене, где Гамлет видит похороны Офелии. Он буквально вырывает тело возлюбленной из гроба, он кричит, словно пытается разбудить, кружит ее в последнем смертельном танце.
Одним из самых красивых и запоминающихся решений автора стал уход умерших персонажей в мир иной. Они медленно двигаются вглубь сцены, где разверзаются ворота, из которых клубятся облака и сияет нестерпимый свет.
В балете еще очень много новаторских приемов и идей. Но они все, на мой взгляд, не только не смазывают представление о великом произведении, но и расширяют грани его понимания, открыв чувства и эмоции, ранее не показанные зрителям.

Марина КИРЬЯНОВА

Центр мультимедийной журналистики

Факультет журналистики